...Печальный Леворукий сидел в Закате, чесал за ухом размурлыкавшуюся трехцветную кошку и размышлял о своей горестной судьбе. Да чтоб папочке-Ринальди икалось на этом его Рубеже! Прогулялся по миру, оставил людям внешность и легенду, а они так усиленно принялись в Леворукого верить, что, в конце концов, его и воплотили! Заразы... А папенька смотался, а ему теперь сиди и разбирайся с Изломами, Закатами-Рассветами, кошками и раттонами.
И никакой благодарности!
Мысль смотаться до Кэналлоа, пошарить по местным винодельням и напиться стучалась в голову все настойчивей. Но с кем пить? Не с кошками же... а в одиночестве не пьют, только спиваются. Дожили, Враг-алкоголик, посмешище всем добрым эсператистам.
И вот в миг, когда Леворукий дошел до столь печальной мысли, Врата Заката распахнулись от умелого пинка — и в Зал Приема ввалились двое. Точнее, ввалился один — второй шел нехотя, но первый настойчиво его подталкивал, обнимая за плечи.
— Тебя наконец-то потопили? — поприветствовал Леворукий жизнерадостно ухмыляющегося Ротгера Вальдеса.
Нет худа без добра — собутыльник сам собой образовался!
— Не дождетесь! — объявил моряк. На боку у него висела объемистая сумка, в которой многозначительно звякало. — Я сам сюда приплыл! Живой... Девочки помогли...
— А Руперта зачем притащил?
Означенный Руперт был тих, печален и несчастен, как промокший щенок.
— Дело у него тут... — туманно отговорился Бешеный. — Ну, что? Выпьем за знакомство?
Леворукий щелкнул пальцами. Перед троном образовался стол и два кресла...
— Я болел за «Каммористу»! Веришь?
— Верю, — Бешеный чокнулся. — Я сам за них болел... а вот в Хексберг мы уже сами... с девочками...
Принесенное вино как-то быстро и незаметно закончилось, и Вальдес пару раз посылал кошек на «Астэру» за новой порцией. Леворукий против такого самоуправства не возражал.
— Но я т-тебе тоже! — зеленоглазый погрозил моряку бутылкой. — Вот! Мой вражий произвол сидит.
Вражий произвол, он же Руперт фок Фельсенбург, мрачно отпил прямо из горла.
— Да? Спасибо. Мы же зачем приплыли! — вспомнил Вальдес, — Будь другом, отдай Олафа... скучно без него! — Бешеный патетически прижал руку к сердцу. — Вот хоть прям в море не выходи! И я его ещё не женил... меня дядюшка женит...
— Женит! Как Леворукий обещаю — женит!
— Вот! Почему я один страдать должен? Пусть он тоже мучается... отдай, а?
— Не... вот Бермессера я бы отдал... все равно ко мне вернется.
— Быстро! — подтвердил суровый Руперт, на совести которого и было первое попадание Бермессера в Закат.
— То-то! А то разводите там у себя... нам в Закате тошно... — Леворукий пригорюнился, вздохнул. — Не могу я Кальдмеера отдать... он же... патриот! Офицер! Отец солдатам! Да и смерть... предателями страны казнен... в общем, в Рассвете ваш Олаф.
— Как?! — бедный Ротгер схватился за голову, пальцы утонули в буйных кудрях. — Как в Рассвете?! Да на меня же девочки обидятся! Я же на жемчуге разорюсь! Не могу я их туда-сюда гонять... они ж — женщины!
— Не нужны нам ведьмы! — пьяному Леворукому море было по колено, лес по пояс и горы по плечо. — Я вас сам туда провожу! Тем боле эти... праведники... такую женщину! Несправедливо!
...А в Рассвете было тихо и благостно. Цвели розы и сирень, щебетали птицы, журчала вода. Праведники наслаждались красотами и заслуженным отдыхом, впрочем, не все. Один тосковал, сидя на бортике фонтана.
И когда в тишину и благость ввалилась развеселая тройка гостей из Заката, а обитатели Рассвета разбежались с визгом, подобрав полы туник, только он остался на месте. Что отчасти было не его виной — трудно куда-то бежать, когда на тебе с криком: «Мой адмирал!» повисает родной адъютант.
— И ты, Руппи?!
— Нет! Мы за вами пришли! Мы вас никому не отдадим!
— Ещё не отмучался, — не менее счастливый Вальдес скорчил зверскую рожу и тряхнул зеленоглазого собутыльника за шкирку. — А ты чтобы обеспечил, ясно?! Не желаю мучиться в одиночестве!
— Альмейды тебе мало?
— Альмейда — это не то! Надо, чтобы всем поровну!
— Прошу прощения, — вежливо вмешался Кальдмеер, аккуратно снимая с шеи адъютанта. — О чем речь?
— О вашей будущей свадьбе, — пояснил Руперт. — Но невеста должна быть достойна...
— Будет, — рассеянно пообещал Леворукий, стреляя глазами по сторонам. — Кстати. Пройдемся ещё немного, мне надо разыскать одну милую даму...
«Милая дама» с отстраненным видом нюхала гиацинт. Подошедшего Леворукого смерили оценивающим взглядом и отвернулись со словами:
— Ах... молва лжет. Вы не похожи на герцога Алву, совсем не похожи...
— Катарина! — зеленоглазый закатник рухнул на колени, созерцая даму восторженным взглядом. — Пламень сердца моего! Будь моей, я ведь Закат засажу маками!
— А... но... о!
— Приятель, действовать надо не так! — просветил Леворукого Вальдес. — Надо хватать и тащить! Пока нас отсюда не выпнули...
— Хуже, если нас здесь запрут, — резонно возразил Руппи. Своего адмирала он цепко держал за рукав.
— Тем более — хватать и тащить!
...Катарина, конечно же, на плече Леворукого побрыкалась. Совсем чуть-чуть, для вида.
Адмиралу не по чину лично вытаскивать вице-адмирала из запоя. Только вряд ли кто-то другой сможет встряхнуть Вальдеса, особенно после новостей, которые привез Руперт. Альмейда покачал головой, вздохнул — эх, политика! Сидел бы сейчас этот Кальдмеер «в гостях» в Хексберг...
Что сделано, то сделано, а Ротгера спасать надо. К счастью, у Рамона Альмейды были запасные ключи от черного хода вальдесова дома.
Первым, что его встретило, была батарея бутылок. Пустых.
«Ожидаемо» — решил адмирал, пробираясь между пустой посуды в гостиную. А вот что совсем не было ожидаемым, так это количество спящего вповалку народа!
Ради справедливости, «вповалку» спал только хозяин дома, устроившись головой на коленях незнакомого блондина. Блондин спал, сидя на полу и уронив голову на сиденье кресла. На диване тоже кто-то лежал, кто-то долговязый, полуседой и отвернувшийся к стенке, а в ногах у него свернулся калачиком Руппи.
— Какого... — начал, было, Альмейда и осекся, потому что обитатель дивана охнул, пошевелился и медленно сел, держась за голову.
И оказался адмиралом Кальдмеером, собственной невинноубиенной персоной.
— Адмирал Альмейда?
— Адмирал Кальдмеер? Вы живы?!
— Приходится признать, что да, — проворчал дриксенец. — У выходцев не бывает столь жуткого похмелья.
— Ротгер! — взревел марикьяре. — Извольте проснуться и объясниться, Леворукий вас побери!
— Не поберу, — со стоном отозвался незнакомый блондин. — Чтобы в Закате... регулярно... такая пьянка?! Ни за что!
— Так... а мы за что пили-то? — наконец, подал голос похмельный хозяин дома. — Начали за знакомство... потом все вместе — за возвращение... ох! А дальше?
— За мое второе замужество!
Альмейда понял, что сходит с ума. Вопрос, кто — он или весь мир? В дверях стояла Её Величество Катарина Оллар... или уже не Оллар? Если второе замужество? А в руках она держала поднос, а на подносе стояли кружки с дымящимся глинтвейном.
— Я сволочь, — блаженно подтвердил блондин. — Я тварь закатная! А она ангел — и я её украл! О-ох...
— И теперь я вынуждена поддерживать имидж, — Катарина поджала губы — Закатной твари. Кажется, глинтвейн нужнее господину Альмейде, чем вам...
В гостиной раздался дружный стон.
Дорога к Закатным Вратам вместо полыни заросла маками.
Рассветные врата спешно баррикадировали изнутри.
Ринальди Ракан громко и обреченно икал на Рубеже.
Господин Альмейда, пользуясь разрешением, ухватил кружку. Если мир сошел с ума, это точно требовалось запить!