Хозяин трактира «Шпоры короля» неспешно протирал почти чистым полотенцем стеклянный графин для вина, не без удовольствия разглядывая свои владения: большой полутемный зал с низким потолком, десяток массивных дубовых столов, из которых по причине дневного времени занято было лишь три, и — гордость владельца — выдающихся размеров камин. «Шпоры короля» заслуженно считался одним из лучших трактиров Олларии: будучи достаточно приличным местом, чтобы не отпугивать богатых мещан и торговцев, и одновременно достаточно злачным, чтобы привлекать золотую молодежь и прочую жаждущую развлечений столичную публику, заведение процветало. Процветание это закономерно отражалось и на трактирщике — почтенный хозяин был толст, румян и в меру добродушен.
Жак сидел за крайним столом около маленького забранного железной решеткой окошка, через тусклое стекло которого с трудом проникал дневной свет, и раздумывал, стоит ли тратить всю имеющуюся у него наличность — полталла — прямо сегодня или не спешить, поскольку дядька собрался задержаться в Олларии еще на день, а то и два. Денежки так и хотелось сейчас же спустить на восхитительно непристойные картинки, которыми торговал разносчик на углу Соломенной улицы (тайком от дядюшки, естественно, и на зависть всем раздолбаям родного Кошоне), и на деревянные (но очень красивые и недорогие!) четки для матушки и, может быть, на тот кулончик для Лизы... (не, все равно отдать постесняется, да и Лизетт не оценит стекляшку — ее папаша не из бедных, она, вон, в золоте в церковь ходит). В то же время врожденный практицизм требовал подождать с разбазариванием честно заработанного богатства. Да и вообще душа требовала праздника: Жак был первый (ох, только б не последний!) раз в столице, ему только-только исполнилось шестнадцать лет, столичный кузен Арчи (на самом деле то ли троюродный, то ли вообще непонятно какой «юродности» брат) обещал показать им с Томом «настоящую столичную жизнь». Жак подозревал, что обещанная «настоящая жизнь» требует значительных затрат.
Кузен (этот настоящий — дядюшкин сын) Том и кузен Арчи были ровесники, на год старше Жака, но шибко взрослых из себя не корчили, держались с ним на равных. Том, тот вообще в столице оробел, хотя в Кошоне перед отъездом чуть ли не Ворона перед парнями изображал. Жаку в Олларии тоже было страшновато и неловко — не хотелось показаться провинциалом из захолустья, но приходилось честно сознаваться, что и по одежке, и по поведению на столичного жителя он не тянул. Вот сравнить хотя бы с Арчи — даром, что тощий и прыщавый, а одет богато, на воротничке даже кружев полосочка есть, и прическа модная — с локонами, и говорит важно, и смотрит свысока... Тьфу-ты, зато все равно — хлюпик с прыщами. Жак завистливо покосился на модный воротничок с кружевами, справедливо подумав, что вот на нем он смотрелся бы куда как лучше.
Арчи и Том сидели за столом напротив Жака. Все трое уже покончили с полагавшимся на обед отварным горохом, куском свинины и свежим, еще теплым хлебом, но дядюшка и отец Арчи еще что-то вполголоса обсуждали, не торопясь доедать свои порции, и не обращали внимания на выжидательные взгляды подопечных.
Жак, томясь от безделья — скука особенно невыносима тогда, когда предвкушаешь сногсшибательные приключения, стал прислушиваться к разговору кузенов. Арчи с миной пресытившегося жизнью придворного выкладывал Тому свежие (и не очень) сплетни, на которые столица всегда была щедра.
— ...детей не может, он же толстый и урод, как наш булочник, а братец королевы учудил — ворона приручает...
— Как Ворона? — изумился Жак, недоверчиво уставившись на рассказчика. Тот посмотрел на него, как на деревенского дурачка.
— Да не маршала, а птицу, — нетерпеливо объяснил Жаку Том и толкнул Арчи локтем в бок. — И что?
— И учит того ворона всякие гадости говорить, вроде «Фердинанд — рогоносец», «Алва — красавчик».
— А королева? — опять не утерпел Жак.
— А что королева? — не понял Арчи.
— Ну, она же ему сестра, значитца, он что, про сестру такое? Да у нас бы за такое все зубы повыбивали, — возмутился Жак.
Арчи томно и высокомерно закатил глаза, устрашась грубых деревенских нравов.
— Он что, Первого маршала не боится? — встрял Том. — И короля?
— Да кто того короля боится, — небрежно махнул рукой столичный кузен, будто ему по десять раз на дню приходиться Фердинанда за уши таскать. — А Ворон...
Что предпринимает по поводу излишней активности королевиного братца лучший полководец Золотых земель Жаку и Тому узнать не удалось: в «Шпору короля» с шумом и гоготом ввалилась развеселая компания — человек семь дворян в богатых камзолах, с виду не старше их самих.
— Эй, любезный, тащи побольше «крови» и закусь — прямо с порога проорал трактирщику самый высокий, с золотой цепью на шее. Вмиг засуетившийся хозяин самолично бросился в кухню, а компания заняла стол рядом с тем, за которым сидел Жак с родственниками.
— Прикажу разжечь камин, — недовольно сказал высокий красавчик, усаживаясь на лавку.
— Оно тебе надо? — равнодушно бросил молодчик в голубом камзоле, пристраивая шляпу с роскошным пером на каминную полку. То, что для этого пришлось сбросить на пол подсвечник с заплывшимися огарками свечей, его не смутило.
— Северин. — Красавчик закатил глаза. — Раз сказал, значит надо. Я хочу.
— Ты, Эстебан, иногда бываешь занудой почище Окделла. — Голубокамзольный пожал плечами. Жак подумал, что за «зануду» он сам обязательно дал бы нахалу по морде, но этот Эстебан только рассмеялся.
— Ха, зануднее кабаненка? Таких просто не бывает, — фыркнул какой-то парень, лица которого Жак не видел.
— Ну не скажи, говорят его почтенная матушка... — протянул в притворной задумчивости Эстебан и компания дружно заржала.
Жак во все глаза смотрел на диковинную для него сценку. Впрочем, Арчи, Том и все остальные, кто был в зале, тоже.
— Это кто? — шепотом спросил Жак.
Арчи промолчал, из чего Жак сделал справедливый вывод, что выхваляться перед провинциальными кузенами тот горазд, а на самом деле ничего и никого не знает... Да и в сравнении с разодетыми и раззолоченными дворянами столичный кузен потерял весь свой шик.
Высокий заводила за соседним столом громко хохотал над репликой кого-то из своих товарищей, поигрывал золотой цепью и ждал, пока ему нальют вина. Небрежно-ловкие движения, высокомерно вздернутый подбородок, прямая осанка — все в нем кричало о знатности, богатстве и привычке к власти. Остальные шестеро были не хуже, но все же главенствовал в этой компании явно он.
Жак всегда знал, что не все люди живут как он, как его родственники и соседи, что есть на свете счастливцы, по праву рождения обладавшие всем тем, о чем лично он мог только мечтать. Но он никогда не думал, что они настолько отличаются от обычных людей. Жадно рассматривая бархатные камзолы, шпаги, усыпанные драгоценными камнями кинжалы и выпяченные подбородки, Жак остро чувствовал собственную ничтожность.
— Это Эстебан Колиньяр, — прошептал вдруг Арчи, склонившись к Жаку. Том тоже подался вперед, слушая кузена. — Вот этот, который самый важный. Я узнал, когда его назвали по имени. Он маркиз Сабве, а когда-нибудь станет герцогом.
Закатные твари, живой маркиз, почти герцог! Жак тут же представил, как будет рассказывать в Кошоне, что сидел в одном трактире с герцогом. Или даже пил — они ж оба пьют, пусть маркиз вино, а он пиво, и за разными столами, так ведь об этом-то можно и не говорить?
Справа зашевелились — так и есть, дядюшки недовольно и опасливо смотрят на пьющую и гогочущую молодежь из благородных, явно не одобряя такого поведения. Да что они понимают, подумал Жак и решил, что не уйдет, пока не увидит все, что будет вытворять веселая компания. И пусть потом старый хрыч сколько хочет ругается!
— Я пью за маркиза и его победу! — За соседним столом подымали тост. Длинноволосый в черно-зеленом колете высоко поднял руку с бокалом темного вина. Остальные поддержали тост дружным ревом, только красавчик маркиз засмеялся:
— Было бы за что пить. С поросенком справится даже твоя сестрица.
— И все же, за победу! — Не отказался от своих слов тостующий.
— Тем более, что это будет наша общая победа — этот придурок вызвал всех, — отозвался кто-то, чьего лица Жак не разглядел. Колиньяр пожал плечами:
— Сам виноват. Кабанчик всегда был туп... и незыблем.
Снова смех. Дорого бы Жак отдал за то, чтобы узнать, о чем именно они смеются.
— Он же из Людей Чести, — тот, которого звали Северином, поморщился.
— Это, конечно, все объясняет, — презрительно заметил Эстебан. Кто-то уже снова разливал по бокалам вино.
Арчи с глубокомысленным видом прошептал:
— Будет дуэль.
Жак хотел было съязвить, что не понять это было трудно даже для тупых провинциалов, но не успел.
— Вот так и попадают в Закат, — нравоучительно, но вполголоса сказал родной дядюшка. — Пьют, друг дружку насмерть режут, с девк...
Дядюшка замолк на полуслове, а Жак сделал невинные глазки — вроде как не понял. «С девками» ему самому уже давно хотелось, пусть только возможность представиться, а там хоть Закат.
Тем временем благородная молодежь снова выпила, шуточки за их столом становились все развязнее. Жак даже кое-чего не понимал.
Очередной тост был за прекрасных дам. Маркиз Сабве поднялся и легко вскочил на лавку, сжимая в каждой руке по бокалу.
— За дам пьем только стоя, — провозгласил красавчик. — Пусть они всегда будут к нам благосклонны!
Поднялись и остальные, кто-то крикнул:
— К тебе-то они точно благосклонны, Эстебан.
— Кроме некоторых, — насмешливо встрял длинноволосый. Жак подумал, что он явно намекает на какую-нибудь историю непристойного свойства. Этот Эстебан сейчас вызовет его на дуэль!
Эстебан рассмеялся.
— Еще не вечер, мой дорогой, я отыграюсь. Никакая баба, даже к... — он осекся, криво ухмыльнулся и пригубил вино из кубка в право руке.
— Эстебан, ты завтра на вечерний прием к прекрасной баронессе не собираешься?
— Если только мой уважаемый эр сам к ней не попрется, — поморщился маркиз.
— Тогда к Лилиан, — предложил кто-то.
— Главное — к бабе, — пьяно расхохотался Северин. — Мы ж не поросята, чтобы предпочитать гайифскую любовь.
Жак не понял, что имелось в виду, но тут пригодился Арчи.
— Ох, кошки закатные, да они же будут драться на дуэли с герцогом Окделлом, который сейчас оруженосец у Ворона.
— С чего ты взял? — удивился Том.
— Так Ворон с ним того... развлекается. — Жак даже при плохом освещении увидел, как покраснел Арчи.
— Развлекается? В смысле, как с бабой?
— Да как так можно? — изумился Том.
Арчи покраснел еще больше.
— Том, ты дурак, — зашептал Жак, чувствуя, как горят его собственные щеки. Он опасливо оглянулся на дядюшек, но те были заняты разговором (судя по хмурым лицам, осуждали благородных пьяниц и развратников) и, слава Создателю, их не слушали.
— Выпьем за живопись! — весело крикнул кто-то из пьяниц и развратников. — Да здравствует высокое искусство!
— А главное — за правильный подбор сюжетов, — подхватил Северин под общий смех.
— Если убьем кабанчика, можем остаться без очередного шедевра.
Эстебан хмыкнул:
— Пусть рисуют по памяти.
— Чего это они? — спросил Том.
— Это о «Марке и Лаконии». Вы что, в своем Кошоне не слыхали? Весь Талиг судачил, — зашептал Арчи. — Герцог Алва совратил наследника герцогов Приддов, а потом велел нарисовать его и себя и отправил картину Приддам.
— Ничего не понял, — сказал Том. — И что с той картины?
— Да голые они там были.
— Чего? — выпучил глаза кузен.
Арчи опять был красный.
— Ты про гайифскую любовь слыхал?
Тут до Тома (да и до Жака) дошло.
— Они что, трахались? — у Тома отвисла челюсть.
— Тьфу-ты, надо говорить «были любовниками», ты ж не в деревне.
— Но суть-то не меняется, — возразил Жак. — Срам какой. И что было?
Арчи нахмурился:
— Ну, того Придда родственнички прибили, чтоб семью не позорил. А Ворону что сделается...
— Убили? — Том аж головой замотал. — За картину?
— Не, за то, что с Вороном спал. Придды, они такие, от них хорошего не жди. Герцог Придд сыночка убил, а только против Ворона силенок у него маловато.
Жак поежился. Оказывается в той «золотой» жизни, которой жили благородные, есть свои гадости. Вот, предположим, про него никто картины рисовать не будет. И с мужиками спать он не будет. Ни за что! Мерзость какая.
Пока Жак философствовал, в трактире жизнь не стояла на месте. Почти все столы уже были заняты. Не считая его родственников и веселой компании, в трактире пили и ели разношерстные заезжие торговцы, местные лавочники и солдаты в черно-белых мундирах. Парочка дворян, одетых попроще, заняли третий стол около камина.
Маркиз и прочие бароны сидели как раз напротив входа в «Шпору», так что любой посетитель не оставался незамеченным ни ими, ни следившим за ними Жаком. Впрочем, компанию из вновьприбывших никто не заинтересовал — кинув взгляд на очередного горожанина или солдата, благородные дворяне продолжали пить.
Только одному визитеру удалось прекратить буйное веселье. Как вошел высокий молодой человек в темном плаще, Жак не заметил. Он обратил на него внимание только когда за соседним столом воцарилась гробовая тишина, а Эстебан Колиньяр поднялся с места, не отрывая взгляда от незнакомца.
Тот, будто не заметив вызванный своим появлением эффект, направился к трактирщику, подобострастно выскочившему навстречу гостю, и что-то тихо ему сказал. Трактирщик часто-часто закивал в ответ, но посетитель уже отвернулся.
И встретился взглядом с маркизом Сабве.
Жак видел только спину маркиза, но безошибочно определил, куда он смотрит. Тут же мелькнула мысль, что это и есть тот самый «кабанчик», дуэль с которым обмывали друзья, но он ошибся.
— Какая встреча! — протяжно и зло сказал Колиньяр. — Сегодня мне определенно везет.
— Здравствуйте, маркиз, — холодно поздоровался с ним молодой человек и кивнул остальным. Жак подумал, что с виду он не хуже маркиза, такой же знатный и надменный.
— Куда это вы на ночь глядя, граф? — поинтересовался Колиньяр, обходя стол и направляясь к оказавшемуся графом незнакомцу. За парочкой с нескрываемым вниманием следили уже все посетители. Трактирщик нервно мял в руках полотенце.
— С чего это вас волнуют мои планы, маркиз? — лицо высокого (и очень бледного, решил Жак) графа было похоже на застывшую маску.
— Кошки, да это Придд, — вдруг громким шепотом возвестил Арчи.
— Его ж убили, — ошалел Том, — это что, выходец?
— Сам ты выходец, болван. Это его брат. Теперь он наследник — граф Васспард.
Жак с жадным любопытством стал вглядываться в лицо человека, чей брат спал мало того что с мужиком, так еще и с Первым маршалом Талига. Ничего такого особенного в лице Васспарда не было — наоборот, такой красавчик понравился бы любой девке в Кошоне, даже если б не был графом.
— О, ваши планы, Валентин, меня не волнуют, — насмешливо сказал Колиньяр. — Я просто подумал, что вы захотите присоединиться к нам, выпить за победу.
— Вы кого-то победили?
— Собираюсь.
Валентин Придд неприятно улыбнулся:
— Обычно пьют до, а не после, маркиз.
— В этом случае можно и до. Завтра я дерусь на дуэли с Окделлом.
Граф удивленно поднял брови:
— Как интересно.
— Не хотите ли узнать причину? — в голосе Сабве слышалась неприкрытая издевка.
— Не думаю, что вы деретесь из-за дамы. — Придд был холоден как лед.
В трактире было тихо, как на кладбище, но эти двое ни на что не обращали внимания. Они вели свою дуэль, внезапно понял Жак, без шпаг и кинжалов. Словами. Оказывается, и так можно.
— Вот уж точно, — Сабве коротко рассмеялся. — Окделл обиделся, когда мы вежливо спросили, когда нам ждать очередной живописный шедевр.
Арчи громко охнул.
Валентин Придд и бровью не повел.
— Очаровательно, маркиз. Оказывается, вы ценитель живописи.
— Я люблю необычные сюжеты.
— Кто бы мог подумать. Тем не менее, вынужден прервать нашу увлекательную беседу — у меня дела.
Жак увидел, что Эстебан Колиньяр остолбенело смотрит на Придда и, кажется, не знает, что сказать.
— Граф, вас оскорбили. Вы не будете драться? — крикнул из-за стола Северин.
Придд ухмыльнулся еще неприятнее:
— Зачем? Это бессмысленно.
— То есть? Вы трусите? — пришел в себя Колиньяр.
Валентин Придд рассмеялся.
— Я вас вызываю, граф, — прошипел маркиз.
— А я с вами прощаюсь, Эстебан.
— Что?
— Вы покойник, сударь, а с покойниками не дерутся. Их хоронят, — жестко сказал Придд.
Эстебан схватился за шпагу, но его враг даже не шевельнулся.
— Что вы имеете в виду?
— Какой вы непонятливый, сударь. Вы хотите сломать любимую игрушку герцога Алвы и думаете, что вам позволят это сделать? Я искренне считал, что вы умнее. А сейчас извините, меня ждет дама.
— Алва не...
Эстебан осекся. Придд пожал плечами, развернулся и пошел к двери. На полпути он остановился и обернулся к Колиньяру:
— Впрочем, сударь, если вы вдруг выживете, буду ждать ваших секундантов.
Всю дорогу в Кошоне Жак вспоминал увиденное, запоминая каждую мелочь, чтобы ничего не упустить в своих рассказах дружкам. О том, что наследник герцогов Колиньяров был убит Вороном на дуэли, он узнал через две недели у проезжего торговца вином. Еще через месяц он осмелился подарить стеклянный кулончик Лизе, и, может быть, все у них получилось бы, только вот он, очарованный рассказами старого одноглазого ветерана из вербовщиков, подался в армию, и в первом же бою получил пулю в лоб.
Лиза не плакала. Она вышла замуж за богатого вдовца из Эпине и уехала, увозя с приданым дешевую безделушку. И не была она ни злой, ни глупой, просто понимала, что каждый сам выбирает, как жить, даже бедный мальчишка из захолустья.
А кулончик потом достался ее внучкам — наряжать кукол и хвастаться перед подружками. Ведь, правда, красивый был кулончик, выбранный с любовью и надеждой.